Спорный мяч - Блекнет волос...

Hohol, вот тебе, в связи с этим, непридуманная история

Друг мой, друг мой,
Я очень и очень болен.
Сам не знаю, откуда взялась эта боль.
То ли ветер свистит
Над затихшим футбольным полем,
То ль, как рощу в сентябрь,
Осыпает мозги алкоголь.

Голова моя машет ушами,
Как флагом лайнсмен.
Ей на шее ноги
Маячить больше невмочь.
ЧЕрный ЧЕловек,
ЧЕрный, ЧЕрный,
ЧЕрный ЧЕловек
На трибуну опять садится,
ЧЕрный человек
Спать не дает мне всю ночь.

ЧЕрный человек
Водит пальцем по мерзкой книге
И, гнусавя надо мной,
Как над усопшим монах,
Перечисляет регалии
Очередного балканского забулдыги,
Подписанного им на наш риск и страх.
ЧЕрный ЧЕловек
ЧЕрный, ЧЕрный!

"Слушай, слушай, -
Бормочет он мне, -
В книге много прекраснейших
Мыслей и планов.
Этот человек
Проживал в стране
Подарившей миру дивных
Пьяновичей-Короманов.

В декабре в той стране
Снег до дьявола чист,
И метели заводят
Веселые прялки.
Был человек тот резервист,
Но самой высокой
И лучшей марки.

Он ведь техничен,
К тому же левша,
Хоть с небольшой,
Но ухватистой силою,
И какой-то тренер,
Сорока с лишним лет,
Приглашал его на сбор
С самой Астон Виллою.

Счастье, - говорил он, -
Есть ловкость ума и рук.
Все неловкие парни
За несчастных всегда известны.
Это ничего,
Что много мук
Приносят изломанные
И лживые жесты.

В грозы, в бури,
В житейскую стынь,
При очковых потерях
И когда тебе грустно,
Казаться деятельным и крутым -
Самое высшее в мире искусство".

"ЧЕрный человек!
Ты не смеешь этого!
Ты ведь не на службе
Живешь водолазовой.
Что мне до жизни
Балканского парня.
Пожалуйста, другим
Эти сказки рассказывай".

ЧЕрный человек
Глядит на меня в упор.
И глаза покрываются
Голубой блевотой, -
Словно хочет сказать мне,
Что сам я жулик и вор,
Так бесстыдно и нагло
Обокравший кого-то.
. . . . . . . . . . . .

Друг мой, друг мой,
Я очень и очень болен.
Сам не знаю, откуда взялась эта боль.
То ли ветер свистит
Над пустынным футбольным полем,
То ль, как рощу в сентябрь,
Осыпает мозги алкоголь.

Ночь морозная.
Тих покой перекрестка.
Я один у окошка,
Ни Ривальдо, ни Дуду не жду.
Олимпийский покрылся
Сыпучей и мягкой известкой,
Чемпионы республик, как всадники,
Съехались в нашем саду.

Где-то плачет
Безработный отныне Газзаев.
Деревянные всадники
Сеют копытливый стук.
Вот опять этот ЧЕрный
На кресло мое садится,
Приподняв свой цилиндр
И откинув бордовый сюртук.

"Слушай, слушай! -
Журчит он, как мутный ручей,
Сам все ближе
И ближе клонится. -
Я не видел, чтоб кто-нибудь
Из спартачей
Так ненужно и глупо
Страдал бессонницей.

Ах, положим, ошибся!
Ведь нынче луна.
Что же нужно еще
Напоенному дремой?
Может, снова медалей,
Золотых, да сполна,
И ты будешь хотеть
Побед над какой-нибудь Ромой?

Ах, люблю я болельщиков!
Забавный народ.
В них всегда нахожу я
Историю, сердцу знакомую, -
Как в шарфе на трибуне
Длинноволосый урод
Говорит о Реале,
Истекая истомою".

ЧЕрный человек!
Ты прескверный гость.
Это слава давно
Про тебя разносится".
Я взбешен, разъярен,
И летит моя трость
Прямо к морде свиной,
В переносицу...

...Месяц умер,
Синеет в окошко рассвет.
Ах ты, ночь!
Что ты, ночь, наковеркала?
Я в цилиндре стою.
Никого со мной нет.
Я один...
И разбитое зеркало...

(c) Arius

Это сообщение вы можете