Хoрoшaя рецензия нa "Дневнoй дoзoр":

Михaил Хaритoнoв. БЕЗ НЕЧИСТИ.

В ответ на:

---

Пожалуй, после "Брата-2" в современной России не появлялось ничего даже и близко сравнимого. За несколько дней фильм посмотрело более шести миллионов человек; будет больше.

Уже всем ясно, что фильм будут оглушительно хвалить, оглушительно ругать, снисходительно одобрять и брезгливо морщиться, но посмотрят его все, кто вообще смотрит кино, и выскажутся все, у кого есть доступ хотя бы к электронной сети, не говоря уже о страницах печати.

Важно, что публика восприняла "Дневной Дозор" как свой фильм - точнее сказать, наш.

"Дозор" - это фильм, сделанный на голливудском уровне (что уже само по себе - прорыв), но при том сделанный о русских и для русских. Это кино для нас и про нас - чего в нашем, так сказать, отечественном кинематографе давно не случалось: всё хорошее, что было снято за это время, было по большому счёту не здешнее и не наше.

[...]

Дело в том, что "Дневной Дозор" вышел лучше и краше Ночного в значительной мере потому, что в каком-то смысле является пародией на "Ночной Дозор".

Нет, Дневной вовсе не "высмеивает" то, что в Ночном заявлено серьёзно. Я имею в виду технику выделки.

Как делается пародия? Берётся некий легко узнаваемый оригинал и начинает "обыгрываться". То есть - из него выделяются характерные моменты, всячески усиливаются, всякая чёрточка подчёркивается трижды. На выходе - смешная и злая карикатура. Каковую можно предъявлять зрителю в качестве конечного продукта. Но можно поступить и иначе. Говоря языком алхимиков, не останавливаться на стадии nigredo ("очернения") и перейти к albedo ("убелению"). То есть взять эту карикатуру и попытаться перерисовать её так, чтобы она перестала быть карикатурой. Сложить все эти колючие кусочки в гармоничное целое.

Чтобы понять, как это делается, возьмём опять же киношный пример. Есть, допустим, вестерн, со всеми своими условностями, смешными чёрточками и т.п. Если над вестерном талантливо поиздеваться, получится какой-нибудь "Лимонадный Джо". А если пойти дальше издёвки, пройдя и оставив эту стадию за спиной, и начать собирать из пародийных кусков непародийное целое, получится "За пригоршню долларов" или "Однажды на Диком Западе".

Особенно сильным, хотя и трудноисполнимым приёмом является самопародирование с далнейшей дистилляцией продукта. Толкиен никогда не создал бы "Властелина Колец", не напиши он сначала смешного "Хоббита" с "драконом-пыхалкой" и киданием шишками - а потом не попытайся использоваться своих забавных и глуповатых героев в совсем даже не забавных целях. Правда, на такие магические кунштюки способны немногие - ну так мы и говорим о вещах непростых.

Так вот, Бекмамбетову, похоже, удалось воспользоваться тем же приёмом. Нет-нет, я никоим образом не сравниваю его с Леоне или тем более "самим Профессором". Те - маги вне категорий, а съёмочная группа Дозоров едва-едва инициировались на седьмой-шестой уровень. Речь идёт исключительно о том, каким именно заклинанием воспользовались и что получилось.

Тема автопародирования была задана в конце "Ночного Дозора" - издевательским пересказом-рэпаком, написанным самим же автором сценария, то есть Сергеем Лукьяненко. Который, кстати, немало удивился, когда этот текст и в самом деле пошёл в ход.

Понятно, что второй фильм был (не мог не быть) переделкой тех переделок, которые случились в первом: нужно было связать все развязанные ниточки, упромыслить сбои и проколы, как-то оправдать задним числом неудачи и "превратить баги в фичи", как выражаются господа программеры. Понятно, что хотелось ещё и отомстить критиканам с их претензиями. Ну что ж, фокус удался: все ниточки были связаны, а зоилам прищемили языки, причём их же излюбленными средствами.

Возьмём два примера. После первого фильма все кому не лень оттоптались на теме "продакт реплейсмента", то есть скрытой (хотя какой там скрытой!) рекламы всяких продуктов и услуг, каковой в малобюджетном "Ночном Дозоре" хватало. Во втором фильме из "реплейсмента" сделали тему. То есть издевательски раздули её до беспредела, на фоне которого натуральный реплейсмент просто терялся. Чего стоит обшарпанная стена, на которой висит новенькое объявление "Корбины-телеком": кадр держат ровно столько, чтобы зритель успел подумать "вот опять", после чего пьяный Городецкий, еле ворочая языком, выговаривает "ерунда какая" и объявление срывает. Да, это тоже реплейсмент, как и "сам ты светлый, а пиво пьёшь тёмное" и тем более "Злой сок" - но ирония превращает хозяйственную необходимость во "вполне себе искусство".

Или вот ход порискованнее: глумление над намеченными в первом фильме любовными линиями, оформленное как введение во второй фильм темы однополой любви. При этом Светлым цинично придан "розовый" колорит, а Тёмным, соответственно - "голубой". Долго ещё будут вспоминать "сцену с водопадом", равно как и "пир пидарасов" под Сердючку, завершающийся танцем Завулона с молоденьким вампирчиком (являющийся, в свою очередь, цитатой из "Правдивой лжи").

Это что касается насмешек над собой. Но ведь и фильм в целом (обе части) представляют собой крупномасштабное издевательство над определённой кинотрадицией. Порочной и вредной, но существующей. Я имею в виду "чернушное" кино времён поздней "перестройки" и дальше. Эта вполне чудовищная продукция, выкинутая из ума и сердца даже теми, кто имел несчастье её видеть (сейчас от "кина" с пометкой "Россия, 1992 год" шарахаешься как от вокзального бомжа), оказалась неплохим сырьём - разумеется, после должной выдержки в компостной куче.

[...]

У Лукьяненко и Бекмамбетова таких благоглупостей нет. "Тёмные" и "Светлые" Иные отличаются именно что ценностями. Которые они и отстаивают в меру своего разумения (или своей испорченности, это уж кому как).

Обратим внимание вот на что. В фильме Светлые - далеко не идеалисты, но чего у них не отнять, так это бытовой неприхотливости. Они плохо одеты (Хабенский весь фильм проходил в каком-то драном ватнике и свитере), ездят на старых советских машинах. Техник добрых волшебников ютится в подвальчике (впрочем, про технику поговорим отдельно, благо повод будет). Охранник тайного архива сидит в занюханном закутке, пялясь в маленький чёрно-белый телик. Тёмные же вкушают от жизни в роскошном здании на Тверской, в холёных кабинетах, а по жизни передвигаются в роскошных чёрных тачилах.

При этом нельзя сказать, что Светлые слабее: когда надо, рыжий советский грузовик таранит навылет огромный чёрный импортный большегруз и побеждает. То есть сил-то у них явно больше. Нету, значит, другого... чего?

Причин тому может быть две. Первая - тривиальная: на роскошь не хватает денег (или что там у магов вместо денег? магической Силы, значит). Это опровергается довольно очевидным превосходством Светлых в лобовых столкновениях. Вторая причина похитрее, но, похоже, ближе к сути: это у них такая корпоративная эстетика. Светлые, похоже, вполне сознательно пренебрегают буржуинским благолепием. Если ездить - то на "Волге", если пить - то в забегаловке или уж у себя на работе. "Чай, не баре".

Напротив, Тёмные именно что барствуют и всячески охоливаются дорогим импортом. Это до такой степени подчёркивается, что великие воины Тьмы начинают чем-то смахивать на позднесоветскую фарцу с уклоном в цыганщину. Только старик Завулон может позволить себе треники - но это у него явно от цинизма.

Второе. Тёмные и Светлые друг друга очень сильно не любят. Эта нелюбовь отягощается хорошим знанием друг друга и общим прошлым, но она очень сильна. При этом, что особенно характерно, создаётся впечатление, что это не Светлые достают Тёмных (хотя, казалось бы, это логично: кто кому мешает-то?), сколько Тёмные имеют на Светлых какой-то очень большой зуб. Чем-то добрячки на "Волгах" им сильно досадили - не сейчас, но в достаточно близком прошлом... Что-то между ними было этакое такое.

Наконец, идеология. И у тех и у других она имеет место быть. Разумеется, она не исключает сколь угодно продвинутого цинизма, которого хватает с обеих сторон. И тем не менее.

Если внимательно послушать то, что (а главное, как) говорят в фильме Тёмные (особенно в стратегически важных сценах), то мы с удивлением узнаем в их проповеди самый обыкновенный российский либерализм. Этакое полууголовное либеральничанье разлива ранних девяностых, когда все эти "никто никому ничего не должен", "каждый сам за себя", "лох виноват в том, что он лох", "я не буду жалеть о своих ошибках" и прочие брутальные максимы переживались как откровение. Как и "идея Свободы", которая, по выражению старой ведьмы Новодворской, "несовместима со справедливостью".

Риторика и стилистика Светлых тоже вполне узнаваема. Это как раз риторика, построенная вокруг "Справедливости". Каковая понимается как подчёркнутая личная скромность, незатейливость речей и нравов, забота о подчинённых (на которую они должны отвечать любовью), тяга к простым удовольствиям, ну и бутылка в ящике стола, как же без неё, родимой... Если коротко, это поведение крепких хозяйственников и оставшихся при делах силовиков. Причём - в очень узнаваемом московском, "лужковском" её изводе.

И ещё одно наблюдение, тоже важное. В фильме заданы хронологические рамки: действие начинается в 1992 году и заканчивается в конце 2005. Позволим себе в этом усомниться: видеоряд явно относится к годам "до двухтысячного". Всё оттуда, из девяностых: улицы, одежда: люди одеты не то чтобы плохо, а именно старомодно - и сама "плоть человеческая": жесты, выражения лиц, глаза. И, конечно, рисунок отношений между людьми, характерный именно для "того времени".

[...]

Теперь эпический фон. На этот раз - называя вещи и явления своими именами.

То, что мы сейчас называем "девяностыми", началось 21 августа 1991 года и закончилось 17 августа 1998 года. Кто тогда был у власти и почему, мы примерно знаем. Заметим только, что в ту пору существовали всего две группы людей, чьи мнения и действия имели хоть какое-то значение: хозяйственники плюс силовики, с одной стороны, и бандиты плюс олигархи, с другой.

Эти внутренние "плюсы" в данном случае важны. Например, бандюганы по отношению к матереющему олигархату играли роль мелких сявок, которыми можно было, однако, попользоваться в случае надобности. Новые хозяева жизни не марали руки о кровь - но мокрых дел мастера в эпоху массовых отстрелов были сильно востребованы. Слово "киллер" вошло в светские хроники.

Вампиры и Тёмные - по фильму - находятся примерно в тех же отношениях. Вампиры - низшая обслуга для очень грязной работы. Одну такую работёнку Завулон заказал любящему отцу вампира Костика, которого отец хотел любой ценой вытащить из "этих дел".

Светлые - тоже "понятно кто". Как бы к ним не относиться., это остатки советской системы, кое-как "вписавшейся в рынок". После Последней Битвы в 1993 году, с её не вполне определённым исходом (Тёмные остались у власти, но Светлые не были ни перебиты полностью, ни даже наказаны по полной), в России началась эпоха Договора. Он же - на втором уровне Сумрака - Ельцинская Конституция с её Гарантом, он же - на третьем уровне - Система Сдержек И Противовесов.

Здесь, впрочем, нужно остановиться: дальнейшее аналогизирование чревато фальшью. В частности, герои "Дозоров" не имеют прямых аналогов в политической жизни девяностых: это обобщённые фигуры. Символы, а не аллегории.

Все, кроме одного. В виде маленького гадёныша с прилизанными волосами изображён совершенно конкретный персонаж новейшей российской истории, и в самом деле устроивший то, что современники чуть было не сочли концом света в одной, отдельно взятой стране. Это Кириенко.

Сергей Владиленович Кириенко - одна из самых странных фигур в ельцинском паноптикуме чудовищ. Возникший буквально ниоткуда, "мальчик" (его так и называли) шёл семимильными шагами к вершинам власти. От президента нефтяной компании "НОРСИ-ойл" он перебежал по топливно-энергетическим креслам к предельной в данной системе позиции: 24 апреля 1998 года Указом Президента РФ Бориса Ельцина Кириенко назначен Председателем Правительства РФ. Что за этим последовало, мы помним.

Сцену Дефолта (а разрушение Москвы в конце фильма - это именно Дефолт) Бекмамбетов оформляет, как и положено, символически, но некоторые намёки даются почти в лоб. Например, странноватый магический мячик йо-йо, который Завулон вручает Егору со словами "Потренируйся", есть ни что иное, как пресловутый киндерсюрприз - прозвище "владиленыча" времён его катапультного вброса из чёртовой табакерки мазутного министерства на самые эмпиреи. Этот-то чёртов киндерсюрприз и скачет по городу, "сея смерть и разрушения".

Не следует, однако, делать вывод, что "дядечка Завулон" - Ельцин. Скорее, это воплощение духа "семибанкирщины", этакий обобщённый Гусь-Берёза-Ходор-Фридман. Его манеры и поведение это наглядно демонстрируют и подчёркивают. По идеям он, пожалуй, ближе к Березовскому, по стилистике интриги - пожалуй, к Смоленскому (который, судя по некоторым данным, принимал участие в обвале рубля). Впрочем, это уже детали на грани: мало ли кому что померещится. У Светлых и вовсе нет явных прототипов: какие-то маски натянуть можно, но держатся они плохо, спадают.

Впрочем, кое-что разглядеть можно. Особенно важной является сцена, когда пьяный Городецкий поёт... "вихри враждебные веют над нами". Это символизирует совершенно определённый пласт реальности - а именно, Систему, то есть совокупность "охранительных сил", подорванных, но не сломленных. Смущённые, но испуганные улыбочки "тёмных" это подчёркивают. Они боятся - даже в момент своего вроде бы, полного торжества.

[...]

Нечто подобное происходит с Антоном Городецким. После разрушения Москвы он возвращается туда, где был дом - "стеночка-то осталась!" - и пишет на этой стеночке слово из трёх букв, то есть "нет". И попадает в...

Попадает он якобы в 1992 год. Год жуткий, "марсианский", когда рубли превратились в бумажки, Москва задыхалась от грязи, возле станций метро сохли лужи крови, а граждане лихорадочно ставили себе железные двери. Год останавливающихся заводов, закрывающихся институтов, спирта "Ройал" и китайских пуховиков.

Ничего этого в кадре нет. Там - мокрая зелень под дождём, непуганые девушки, не боящиеся незнакомцев, солнце и счастье. Такое последний раз было в позднем СССР, непонятно даже когда. Так, смутные воспоминания. Но - было, было это солнце и человеческие лица у людей. Недолго, правда, но всё-таки.

Что же делать дальше? Городецкий говорит ведьме: "Разберёмся как-нибудь сами. По-человечески".

Это, собственно, вполне тянет на политическую программу. Вернуться, сделать откат к тому месту, где была допущена ошибка - и сделать всё по-человечески. Может быть даже "то же самое" (включая реформы), но по-человечески.

То есть обойтись без нечисти.

---