Исторические модели Михаила Гефтера Почему нам надо предпринимать особые усилия, чтобы видеть себя единой нацией? Михаил Гефтер полагал, что русские как нация просто не успели сформироваться Татьяна Гурова "Будет наглостью, если я тут возьмусь объяснять, кто такой Михаил Яковлевич Гефтер" - так начинает свою книгу "Тренировка по истории. Мастер-классы Гефтера" Глеб Павловский. Павловского связывают с Гефтером долгие годы ученичества, а потом и дружбы. И он не берется разъяснять, кто такой Гефтер. Тем более будет странно, если это всерьез возьмусь делать я. И все-таки как-то представить надо. Михаил Гефтер - историк. Историк, оказавший колоссальное влияние на интеллектуальную элиту семидесятников. Среди авторов знаменитого сборника "Иное" - ответа на еще более знаменитый сборник "Иного не дано" - немало людей, идейно близких Гефтеру. По крайней мере, мне так кажется. Павловский пишет, что "среди властителей дум трудно найти более теневую фигуру", нежели Гефтер. Но, пожалуй, всю эту интеллектуальную волну "иного" (то есть "нематрешечного", но отличного от беспечного западничества) отличает абсолютно не адекватная глубине и значимости их размышлений неизвестность, непризнанность и невостребованность. Михаил Гефтер - историк, отличающийся удивительной точностью и практичностью предлагаемых им конструкций. Мое первое знакомство с ним произошло случайно. Готовясь начать исследование российского среднего класса, я столкнулась с проблемой тривиальности определений этого слоя. "Профессионалы", "законопослушные", "потребители", просто "люди со средним доходом" - все это не позволяло ответить на вопрос, почему все так интересуются средним классом и почему так хотят считать себя его частью. И тут мне попалась фраза Гефтера: "Проблема России, ее склонность к крайностям в том, что она не имеет срединного слоя, наделенного собственностью. Это место в России занимает интеллигенция, от власти зависящая и власть презирающая". (Я не ручаюсь за точность цитаты, но за смысл ручаюсь.) Благодаря этой фразе все встало на свои места. Из формальной "середины" средний класс превратился в основную несущую конструкцию такого важного явления, как институт частной жизни. Жизни, которой в России всерьез никто не жил. Открыв для себя Гефтера, я и дальше стала обращаться к нему по случаю. Почему мы, русские, хорошо самоопределяемся только по отношению к чему-то внешнему? Почему после многих столетий уже прожитой истории мы должны предпринимать особые усилия, чтобы добиться единства нации? Гефтер полагает, что русские как нация просто не успели сформироваться. "Нация есть в принципе нечто имеющее меру, границу, свой оптимальный размер". Русские таких размеров не знают. Они объединены языком, мифом, обязательствами перед историей, но не землей. Им не дано было узнать личной, частной ответственности за свою территорию. Все пространство ответственности за Россию взяла на себя российская власть. Гефтер говорит, что в России власть больше, чем просто власть, осуществляющая свое право в рамках доверенного ей народом. Так существуют власти в странах, успевших сформироваться как нации. В России же власть превратилась в "социум власти", полностью поглотив частную жизнь человека, но парадоксальным образом не лишив ее личности. "Я употребляю выражение 'социум власти' для обозначения особого отношения, при котором человек - в качестве полностью зависимого, в каждый данный момент готового быть распоряжаемым - чувствует вместе с тем какую-то интимную прикосновенность к механизму власти, в отношении которой он все-таки есть некоторая живая часть ее же. Иначе откуда появится тот самый суворовский солдат, крепостной, который мог действовать инициативно, который не был оловянным солдатиком, заводным механизмом?" Причину рождения социума власти (в современной интерпретации - вертикаль власти) Михаил Гефтер видит в стремительности экспансии российского государства. "Еще до того, как отдельные русские княжества оформились как государства и смогли задуматься о разумной экспансии или разумном объединении, произошло событие исключительной важности - монгольское нашествие... Оно оставило после себя организованное пространство и 'подсказало' идею обратной экспансии. Внутри которой Москва стала спазматически расширяться, наследуя первоэкспансию Востока". "Что может политически развернуться в признанную всеми и каждым власть, какая устоялась бы на этих открываемых и тут же осваиваемых землях?.. Боярская организация?.. Нет. Государев двор! Он более подготовлен развернуться на новом пространстве, чем сложная иерархизированная удельная система..." Не эти ли аргументы мы используем сегодня для объяснения необходимости назначения губернаторов? Недавно в беседе с одним политологом я, как обычно, старательно защищала российское предпринимательство. Он ответил раздраженно: "Что хорошего ваши предприниматели сделали для России? Кажется, многие из них финансировали большевиков!" Я полезла в Гефтера. Почему революция объединила экспроприируемых и экспроприаторов? Ответ Гефтера очевиден. Через революцию Россия шла к антирабству. Это личности восстали против социума власти, пожелав свободы и ответственности. И размах революции объяснялся размахом российской власти. "Ей (политизированной русской интеллигенции. - 'Эксперт') надо было соотнести себя с гигантом всеприсутствующей, всераспоряжающейся власти". Единственным решением оказалась партия, которая позволяла "объединиться вне существующего социума власти, для того чтобы, внеся себя внутрь существующего, его видоизменять". Как известно, социум власти устоял. И сегодня мы видим, как он, чуть побитый девяностыми, восстанавливается опять, все под тем же лозунгом своей исключительной ответственности за российскую территорию. И даже у Гефтера не описан другой вариант. Его придется искать самим. Павловский Глеб. Тренировка по истории: Мастер-классы Гефтера. - М.: Русский Институт, 2004. - 192 с. Тираж 1000 экз.